«Если душа родилась крылатой...»

АНТОЛОГИЯ ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

 

Антология русского свободного стиха

 

 

 

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

 

 

Представляемая антология – далеко не первая попытка собрать в одну нишу опыты русской поэзии, выходящие за рамки ее «золотого» периода. Отсюда и название – «серебряный век». Название весьма условное, потому как хронологические рамки «серебряного века» настолько размыты, что никогда не смогут быть установлены с полной точностью. Более логичным было бы название – «пол-века русской поэзии», охватывающее период с 1890 по 1940 годы. Логичным, но не столь метафоричным и главное – не продолжающим «металлическую традицию» русской поэзии («золотой...», «серебряный...»... ?). Судя по ценности металлов, с чьей-то легкой руки обозначена нисходящая составляющая развития русской поэзии, что ни в коей мере не соответствует действительности. Так называемый «серебряный век» оставил после себя куда большее количество великолепных образцов работы со Словом. До таких строчек, как – «Февраль. Достать чернил и плакать!...», «И, как с небес добывший крови сокол, / Спускалось сердце на руку к тебе...» (Борис Пастернак), «О бабочка, о мусульманка...», «Невыразимая печаль / Открыла два огромных глаза, / Цветочная проснулась ваза / И выплеснула свой хрусталь...», (Осип Мандельштам), «А вы ноктюрн сыграть могли бы / на флейте водосточных труб...» (Владимир Маяковский), «Ночь, улица, фонаврь, аптека, / Бессмысленный и тусклый свет. / Живи еще хоть четверть века - / Всё будет так. Исхода нет...» (Александр Блок), «Крылышкуя золотописьмом / Тончайших жил...» (Велимир Хлебников), «И лучшая из змей есть все-таки змея...» (Николай Агнивцев) и многих-многих других, «золото русской поэзии» все-таки не дотягивает.

 

Особенность данной антологии в некотором расширении традиционных рамок «серебряного века», а также включение в нее ряда поэтов, оставшихся незамеченными по тем или иным причинам.

 

К издержкам антологии следует отнести то, на что обречен каждый ее составитель, которая по определению не позволяет ему жестко придерживаться собственных критериев значимости тех или иных поэтов. Антология – не «Избранное», в противном случае от «серебрянного века» осталось бы не более 20 процентов представляемых авторов, независимо от раскрученности их имен.

 

Антология составлена по возрастному признаку и включает в себя 202 автора, представленных 1083-мя текстами.

 

Карен Джангиров

 

 

 

антология серебрянного века

 

1848 – 1930

 

 

СТАРЫЙ БРОДЯГА

 

У меня нет поля,

Ни родных, ни хаты,

На плечах рубаха

Грязная, в заплатах;

Что гнездо воронье,

Старая шапчонка;

И зимой, и летом

Та же одежонка...

Так с сумой посконной

И котомкой сзади

Ходишь по селеньям,

Просишь Христа ради;

Просишь, и не знаешь,

Где приют найдется,

На какой сторонке

Умереть придется.

Может быть, зимою

В поле смерть застанет,

И в лицо бродяге

Только месяц взглянет;

Только белым снегом

Ветер принакроет,

Да с метелью вьюга

Жалобно повоет.




Я пою, что ляжет

В сердце и подскажет

Просто, без искусства,

Пламенное чувство.

И когда порою

Сердце мне другое

Вздохом отзовется,

То оно слезою

С песнею родною

В мире разольется.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1855 – 1909

 

 

МУЗЫКА ОТДАЛЕННОЙ ШАРМАНКИ

 

Посвящено Е.М.Мухиной
 
Падает снег,
Мутный и белый и долгий,
Падает снег,
Заметая дороги,
Засыпая могилы,
Падает снег…
Белые влажные звезды!
Я так люблю вас,
Тихие гостьи оврагов!
Холод и нега забвенья
Сердцу так сладки…
О, белые звезды… Зачем же,
Ветер, зачем ты свеваешь,
Жгучий, мучительный ветер,
С думы и черной и тяжкой,
Точно могильная насыпь,
Белые блески мечты?..
В поле зачем их уносишь?
 
Если б заснуть,
Но не навеки,
Если б заснуть
Так, чтобы после проснуться,
Только под небом лазурным…
Новым, счастливым, любимым…

 

 

СРЕДИ МИРОВ

 

Среди миров, в мерцании светил

Одной Звезды я повторяю имя...

Не потому, чтоб я Ее любил,

А потому, что я томлюсь с другими.

 

И если мне сомненье тяжело,

Я у Нее одной ищу ответа,

Не потому, что от Нее светло,

А потому, что с Ней не надо света.

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Всё это похоже на ложь, -

Так тусклы слова гробовые.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но смотрят загибы калош

С тех пор на меня, как живые.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1855 – 1937

 

 

ВОЛНА

 

Нежно-бесстрастная,

Нежно-холодная,

Вечно подвластная,

Вечно свободная.

 

К берегу льнущая,

Томно-ревнивая,

В море бегущая,

Вольнолюбивая.

 

В бездне рожденная,

Смертью грозящая,

В небо влюбленная,

Тайной манящая.

 

Лживая, ясная,

Звучно-печальная,

Чуждо-прекрасная,

Близкая, дальная...

 

 

НОКТЮРН

 

Полночь бьет... Заснуть пора...

Отчего-то страшно спать.

С другом, что ли, до утра

Вслух теперь бы помечтать.

 

Вспомнить счастье детских лет,

Детства ясную печаль...

Ах, на свете друга нет,

И что нет его, не жаль!

 

Если души всех людей

Таковы, как и моя,

Не хочу иметь друзей,

Не могу быть другом я.

 

Никого я не люблю,

Все мне чужды, чужд я всем,

Ни о ком я не скорблю

И не радуюсь ни с кем.

 

Есть слова... Я все их знал.

От высоких слов не раз

Я скорбел и ликовал,

Даже слезы лил подчас.

 

Но устал я лепетать

Звучный лепет детских дней.

Полночь бьет... Мне страшно спать,

А не спать еще страшней...

 

 

ДВА ПУТИ

 

Нет двух путей добра и зла —

Есть два пути добра.

Меня свобода привела

К распутью в час утра.

И так сказала: «Две тропы,

Две правды, два добра —

Раздор и мука для толпы,

Для мудреца — игра.

То, что доныне средь людей

Грехом и злом слывет,

Есть лишь начало двух путей,

Их первый поворот.

Сулит единство бытия

Путь шумной суеты.

Другой безмолвен путь — суля

Единство пустоты.

Сулят и лгут — и к той же мгле

Приводят гробовой.

Ты — призрак Бога на земле,

Бог — призрак в небе твой.

Проклятье в том, что не дано

Единого пути.

Блаженство в том, что всё равно,

Каким путем идти.

Беспечно, как в прогулки час,

Ступай тем иль другим,

С людьми волнуясь и трудясь,

В душе невозмутим.

Их правду правдой отрицай,

Любовью жги любовь.

В душе меня лишь созерцай,

Лишь мне дары готовь.

Моей улыбкой мир согрей,

Поведай всем, о чем

С тобою первым из людей

Теперь шепчусь вдвоем.

Скажи, я светоч им зажгла,

Неведомый вчера.

Нет двух путей добра и зла,

Есть два пути добра».

 

 

ПОСВЯЩЕНИЕ

 

Liberta va cercando...

Чистилище. 1, 71

 

Я цепи старые свергаю,

Молитвы новые пою.

Тебе, далекой, гимн слагаю,

Тебя, свободную, люблю.

 

Ты страсть от сердца отрешила,

Твой бледный взор надежду сжег.

Ты жизнь мою опустошила,

Чтоб я постичь свободу мог.

 

Но впавшей в океан бездонный

Возврата нет волне ручья.

В твоих цепях освобожденный,

Я — вечно твой, а ты — ничья.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1858 – 1915




Садик запущенный, садик заглохший;

Старенький, серенький дом;

Дворик заросший, прудок пересохший;

Ветхие службы кругом.

 

Несколько шатких ступеней крылечка,

Стёкла цветные в дверях;

Лавки вдоль стен, изразцовая печка

В низеньких, тёмных сенях;

 

В комнате стулья с обивкой сафьянной,

Образ с лампадой в углу,

Книги на полках, камин, фортепьяно,

Мягкий ковёр на полу...

 

В комнате этой и зиму, и лето

Столько цветов на окне...

Как мне знакомо и мило всё это,

Как это дорого мне!

 

Юные грёзы! Счастливые встречи

В поле и в мраке лесном...

Под вечер долгие, тихие речи

Рядом, за чайным столом...

 

Годы минувшие, лучшие годы,

Чуждые смут и тревог!

Ясные дни тишины и свободы!

Мирный, родной уголок!

 

Ныне ж одно только на сердце бремя

Незаменимых потерь...

Где это доброе старое время?

Где это счастье теперь?




Уж гасли в комнатах огни...

Благоухали розы...

Мы сели на скамью в тени

Развесистой берёзы.

 

Мы были молоды с тобой!

Так счастливы мы были

Нас окружавшею весной;

Так горячо любили!

 

Двурогий месяц наводил

На нас своё сиянье:

Я ничего не говорил,

Боясь прервать молчанье;

 

Безмолвно синих глаз твоих

Ты опускала взоры:

Красноречивей слов иных

Немые разговоры.

 

Чего не смел поверить я,

Что в сердце ты таила,

Всё это песня соловья

За нас договорила.




Нет! Мне не верится, что мы воспоминанья

О жизни в гроб с собой не унесём;

Что смерть, прервав навек и радость, и страданья,

Нас усыпит забвенья тяжким сном.

 

Раскрывшись где-то там, ужель ослепнут очи

И уши навсегда утратят слух?

И память о былом во тьме загробной ночи

Не сохранит освобождённый дух?

 

Ужели Рафаэль, на том очнувшись свете,

Сикстинскую Мадонну позабыл?

Ужели там Шекспир не помнит о Гамлете

И Моцарт Реквием свой разлюбил?

 

Не может быть! Нет, всё, что свято и прекрасно,

Простившись с жизнью, мы переживём

И не забудем, нет! Но чисто, но бесстрастно

Возлюбим вновь, сливаясь с Божеством!

 

 

 

антология серебрянного века

 

1858 – 1900




Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам.

Все, что на волю высшую согласно,
Своею волей чуждую творит,
И под личиной вещества бесстрастной
Везде огонь божественный горит.




Бескрылый дух, землею полоненный,
Себя забывший и забытый бог...
Один лишь сон — и снова, окрыленный,
Ты мчишься ввысь от суетных тревог.

Неясный луч знакомого блистанья,
Чуть слышный отзвук песни неземной, —
И прежний мир в немеркнувшем сиянье
Встает опять пред чуткою душой.

Один лишь сон — и в тяжком пробужденьи
Ты будешь ждать с томительной тоской
Вновь отблеска нездешнего виденья,
Вновь отзвука гармонии святой.




Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете —
Только то, что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?




Бедный друг, истомил тебя путь,
Темен взор, и венок твой измят,
Ты войди же ко мне отдохнуть.
Потускнел, догорая, закат.

Где была и откуда идешь,
Бедный друг, не спрошу я, любя;
Только имя мое назовешь —
Молча к сердцу прижму я тебя.

Смерть и Время царят на земле, —
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1859 – 1925

 

 

ПЕВЕЦ

 

Я по призванию певец

И много дивных песен знаю,

А научил меня скворец,

Когда он пел молитвы маю,

 

Да соловей в рассвете дня,

В ветвях курчавых старой ивы,

Привет торжественный звеня,

Будил души моей порывы,

 

Да придорожный лес густой;

Луга причудливым узором

Шептали внятно: «Хлопец, пой!

Игривей льется песня хором».

 

Небес лазурная эмаль,

Речушки рокот говорливый

Меня манили властно вдаль,

В полет за мыслью торопливой.

 

Я против воли забывал

Про стены шумного завода

И звонкой пчелкой улетал

На призыв ласковый природы.

 

Пускай меня расплата ждет,

Певцу до этого нет дела;

Когда душа его поет,

Молчи, истерзанное тело.

 

Ведь звуки песен для меня

Нужны, как свет и росы полю.

Они из чувства и огня

Рабу выковывают волю.

 

 

ЯЗЫЧНИЦА

 

Я верила ему от колыбели:

«Он добр, он добр, — мне говорила мать,

Когда меня укладывала спать,

Голодную, склонившись у постели. —

 

Он справедлив, голубка, и над нами

Взойдет заря и осчастливит нас...

Ты запоешь, как птичка в ранний час

Поет, резвясь, согретая лучами.

 

Ты расцветешь, как ландыш белоснежный,

Как василек на ниве золотой...

Болезная, с горячею слезой

Молись ему душою безмятежной».

 

Я верила... В нужде изнемогая,

Чуждаясь слов «зачем» и «почему»,

Несчастная, я верила ему,

Всю горечь зла в молитве забывая.

 

Прошла пора. Мечтам моим бесплодным —

Увы! — теперь не верю, как и снам.

Я поняла: он не поможет нам,

Рабам нужды, забитым и голодным.

 

Он изваян жрецом честолюбивым,

Одетый в шёлк. И, золотом залит,

Он бедняку страданием грозит,

А рай земной он отдает счастливым.

 

Повсюду зло... Кровь неповинных льется,

И с каждым днем мучительней, слышней,

Несется стон измученных людей,

Мольба ж к нему бесплодной остается...

 

Довольно лгать! Я не могу склониться

В мольбе пред тем, кто близок богачу,

А бедным чужд... Довольно! Не хочу

И не могу я более молиться!

 

 

 

антология серебрянного века

 

1860 – 1927




Можно увидеть
Рожденье зари;
Можно почуять
Лунную тень
При ее появленьи;
Можно услышать
Звук песни
На пороге его колыбели, - 
Но рожденье
Человека для жизни
Никому не заметно.
Какая нужна
Осторожность,
Чтоб не спугнуть
Тайну пришествия жизни
В людское сердце.




Тень - прелестнее букета:
Он - неподвижность,
Она струится…
Такова и поэзия:
Она прекраснее поэта.

 

 

НА УЛИЦЕ

Мальчик в красной рубашке
Сует кулачонками в воздух
И вспрыгивает босыми ножками.
Он летит туда,
Где забывают радость.
Бородатый мужчина
Гладит на тротуаре кошку, -
Этот старается
Попасть туда,
Где вспоминают радость.

 

 

антология серебрянного века

 

1862 – 1937




Всё движется стройно: плывут облака,

Колеблется небо... Ладьёй мировою,

Как парусом белым, как лёгкой ладьёю,

Незримая правит рука...

Вселенная движется... Звёзд вереницы

Свершают намеченный Богом полёт,

И солнца, вращаясь, стремятся вперёд,

Как оси одной колесницы...

Сменяются ровно прилив и отлив,

И волны седые в бушующем море,

И ранние зори, и поздние зори,

И жатвы возделанных нив...

Один человек в бесконечной тревоге

Возводит без устали призрачный храм,

И вечно стремится к священным дарам,

И вечно стоит на пороге...




Я не могу смотреть с улыбкою презренья

На этот грешный мир, мир будничных забот,

Я сам его дитя. Как в небе звездочёт,

Ищу я на земле святого откровенья, -

И тайна бытия мучительно гнетёт

Колеблющийся ум. Смущённою душою

Я чую истину, стараюсь уловить

Неведомой рукой запутанную нить, -

Но светоч то блеснёт, то гаснет предо мною...

Зачем проходим мы ареною земною?

К чему шумливою толпой

Напрасно длим жестокий бой?..

И верить я хочу, что Вековечный Разум

Вселенной сходство дал с блистательным алмазом.

Явления на нём, как грани без числа,

В смешении добра и трепетного зла

Сливаются в одно прозрачное сиянье.

Алмазу нужен свет, - и чистое сознанье

Влечёт мою мечту к престолу Божества...

И, мнится, самый грех и самое страданье -

Всего лишь грани вещества.




Я верю в тайны сновидений,

В мои пророческие сны...

Лучи высоких вдохновений

Так ясно в них отражены!

Когда сомненье не связует

Полёта творческой мечты,

Душа свободная рисует

Свободно облик красоты.

Мне в грёзах истина сияет

И путь к Создателю открыт,

И кто-то разум вдохновляет,

И кто-то сердцу говорит...

Проснусь, грустя, - и сам не знаю,

Тогда ли глубже я живу,

Когда я сон переживаю

Иль верю грёзам наяву...




Чей разум, звёзды, вас возвысил,

Нетленным пламенем зажёг?

Кто превозмог пределы чисел,

Пространства мнимость превозмог?

Пушинки огненного снега,

Кружат и вихрятся миры,

Пути их горнего пробега -

Чертёж неведомой игры.

И что я сам: моё сознанье,

Мои стремленья, мой восторг?

Кто распахнул мне мирозданье,

Из довремённости исторг?

Моя ли грёза - эти краски,

Живые грани и черты,

Иль сам я призрак чьей-то сказки,

Виденье призрачной мечты?

 

 

СЛЕПЦЫ

 

Слепцы глядят на Божий свет

Сквозь мрак своих очей,

В их величавом мире нет

Ни красок, ни лучей.

Как ночь, таинственны их дни

И призрачны, как сны,

И вещей бездною они

Всегда окружены.

Лицом к лицу с предвечной тьмой,

Они не сводят глаз

С неотвратимости немой,

Невидимой для нас.

Так, странник чуждый и слепой,

Средь пёстрой суеты,

Иду окольною тропой,

Влюблён в мои мечты.

Стихией мысли увлечён

В мир призрачных задач,

Гляжу на жизненный мой сон

И зорок, и незряч.

В ночи предчувствуя зарю

И рассветая в ней,

Я в душу вечности смотрю

Сквозь мрак души моей.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1862 – 1911




Блуждая в мире лжи и прозы,

Люблю я тайны божества:

И гармонические грезы,

И музыкальные слова.

 

Люблю, устав от дум заботы,

От пыток будничных минут,

Уйти в лазоревые гроты

Моих фантазий и причуд.

 

Там все, как в юности, беспечно,

Там все готово для меня —

Заря, не гаснущая вечно,

И зной тропического дня.

 

Так, после битв, исполнен дремы,

С улыбкой счастья на устах,

В благоуханные гаремы

Идет усталый падишах.

 

 

СТАНСЫ

 

И наши дни когда-нибудь века

Страницами истории закроют.

А что в них есть? Бессилье и тоска.

Не ведают, что рушат и что строят!

 

Слепая страсть, волнуяся, живет,

А мысль — в тиши лениво прозябает.

И все мы ждем от будничных забот,

Чего-то ждем... Чего? Никто не знает!

 

А дни идут... На мертвое «вчера»

Воскресшее «сегодня» так похоже!

И те же сны, и тех же чувств игра,

И те же мы, и солнце в небе то же!..

 

 

У ПЕЧКИ

 

На огонь смотрю я в печку:

Золотые города,

Мост чрез огненную речку —

Исчезают без следа.

 

И на месте ярко-алых,

Золоченых теремов —

Лес из пламенных кораллов

Блещет искрами стволов.

 

Чудный лес недолог, скоро

Распадется он во прах,

И откроется для взора

Степь в рассыпчатых огнях.

 

Но и пурпур степи знойной

Догорит и отцветет.

Мрак угрюмый и спокойный

Своды печки обовьет.

 

Как в пустом, забытом доме,

В дымном царстве душной мглы

Ничего не станет, кроме

Угля, пепла и золы...

 

 

ПРИЗРАК

 

Как сторож чуткий и бессменный

Во мраке ночи, в блеске дня,—

Какой-то призрак неизменный

Везде преследует меня.

 

Следит ревнивыми очами

В святом затишье, в шуме гроз

И беспокойными речами

Перебивает шепот грез.

 

Иль вслед беззвучною стопою

Бредет остывшим мертвецом

И машет ризой гробовою

Над разгоревшимся лицом.

 

Иль, грустью душу наполняя,

Молящим голосом зовет

Под сень неведомого края,

В иную жизнь, в иной народ.

 

Ищу ли в жизни наслаждений,

Бегу ль в святилище мечты —

Все тот же облик бледной тени.

Все те же смутные черты.

 

Кто ты, мой друг, мой гость незваный,—

Жилец эфира иль земли?

От духа горного созданный

Иль зародившийся в пыли?

 

Куда влечешь ты: к жизни стройной

Или в мятущийся хаос?

И что ты хочешь, беспокойный,—

Молитв, проклятий или слез?!

 

 

 

антология серебрянного века

 

1863 – 1927




Не трогай в темноте
Того, что незнакомо,
Быть может, это - те,
Кому привольно дома.

Кто с ними был хоть раз,
Тот их не станет трогать.
Сверкнет зеленый глаз,
Царапнет быстрый ноготь,-

Прикинется котом
Испуганная нежить.
А что она потом
Затеет? мучить? нежить?

Куда ты ни пойдешь,
Возникнут пусторосли.
Измаешься, заснешь.
Но что же будет после?

Прозрачною щекой
Прильнет к тебе сожитель.
Он серою тоской
Твою затмит обитель.

И будет жуткий страх -
Так близко, так знакомо -
Стоять во всех углах
Тоскующего дома.




Не думай, что это березы,
Что это холодные скалы.
Всё это - порочные души.

Печальны и смутны их думы,
И тягостна им неподвижность,-
И нам они чужды навеки;
И люди вовек не узнают
Заклятой и страшной их тайны.

И мудрому только провидцу
Открыто их темное горе
И тайна их скованной жизни.




Огни далекие багровы.
Под сизой тучею суровы,
Тоскою веют небеса,
И лишь у западного края
Встает, янтарно догорая,
Зари осенней полоса.

Спиной горбатой в окна лезет
Ночная мгла, и мутно грезит
Об отдыхе и тишине,
И отблески зари усталой,
Пред ней попятившися, вялой
Походкой подошли к стене.

Ну что ж! Непрошеную гостью
С ее тоскующею злостью
Не лучше ль попросту прогнать?
Задвинув завесы, не кстати ль
Вдруг повернуть мне выключатель
И день искусственный начать?

 

 

ПИЛИГРИМ

В одежде пыльной пилигрима,
Обет свершая, он идет,
Босой, больной, неутомимо,
То шаг назад, то два вперед.

И, чередуясь мерно, дали
Встают всё новые пред ним,
Неистощимы, как печали,-
И все далек Ерусалим...

В путях томительной печали
Стремится вечно род людской
В недосягаемые дали
К какой-то цели роковой.

И создает неутомимо
Судьба преграды перед ним,
И все далек от пилигрима
Его святой Ерусалим.




Я часть загадки разгадал,
И подвиг Твой теперь мне ясен.
Коварный замысел прекрасен,
Ты не напрасно искушал.

Когда Ты в первый раз пришел
К дебелой, похотливой Еве,
Тебя из рая Произвол
Извел ползущего на чреве.

В веках Ты примирился с Ним.
Ты усыпил его боязни.
За первый грех Твой, Елогим,
Послали мудрого на казни.

Так, слава делу Твоему!
Твое ученье слаще яда,
И, кто вкусил его, тому
На свете ничего не надо.

 

 

 

антология серебрянного века

 

1864 – 1909

 

 

К ФЕМИДЕ

 

«Матушка-Фемидушка,

Что сидишь невесело?

На тебя, Фемидушка,

У людей обидушка:

 

Аль кого повесила?

Аль неладно взвесила?»

 

«...У меня, родименький,

Свет мой подсудименький,

На случаи всякие

Есть весы троякие:

Для Петра, для Якова,

Для иного всякого».

 

«Как же так, Фемидушка,

Тут и впрямь обидушка:

За одно деяние -

Разно воздаяние?»

 

«У меня, родименький,

Свет мой подсудименький, -

Нервные явления,

Так сказать, «давления».

Нелады ли с шумною

Нашей Думой думною,

Струйка ль родовитая,

Песня ль щегловитая -

Всем я проникаюся,"

Чутко откликаюся!

Тех, за душу милую,

Я, глядишь, помилую,

С тех возьму рублевики,

Звонкие целковики,

А иных - для крепости -

Я упрячу в крепости!»

 

 

 

антология серебрянного века

 

1864 – 1916




В тихий сад, где к цветущим сиреням

С вешней лаской прильнул ветерок,

Ты сойдешь по скрипучим ступеням,

На головку накинув платок.

 

Там на белом атласе жасмина,

Как алмазы, сверкает роса,

И на каждом цветке георгина

Опьяненная дремлет оса.

 

И луна фосфорически блещет,

Грея тучки на бледном огне...

Сколько мук в этом сердце трепещет,

Сколько радостей бьется во мне!..

 

Скоро в сад, где к цветущим сиреням,

Как влюбленный, прильнул ветерок,

Ты сойдешь по скрипучим ступеням,

Уронив мне на руки платок...

 

 

ВЕСНА

 

Идет, шумит нарядная,

Зеленая весна.

Лазурная, прохладная

Колышется волна.

 

Колышется, волнуется,

Играет серебром,

И весело целуется

С зеленым камышом.

 

И с белых лип и с клевера

Уж пчелы брали мед!

К пустыням мертвым севера

Весна от нас уйдет.

 

И небеса лазурные

Гремят хвалу весне...

Пусть будут грозы бурные,—

Не страшны грозы мне!

 

Лазурная, прохладная

Колышется волна;

Как девушка нарядная,

Стоит в саду весна.

 

А я благоуханную

Встречаю, как жених

Невесту, Богом данную

В усладу дней земных!..

 

 

ЗАТИШЬЕ

 

Заснули тихие, поля,

Умолкли шумные дубравы,

И слышно, как вздыхают травы,

И слышно, как ползет змея,

Сухими мхами шевеля.

Иди туда, где над рекою

Стоит задумчиво камыш.

Там на воде и под водою

Такая сказочная тишь,

Что поневоле сам молчишь.

Чего-то ждешь, кого-то жалко,

О чем-то грезишь странным сном,

И если вдруг плеснется сом,

Ты мнишь: «Ударила русалка

Своим чешуйчатым хвостом».




Роща дремлет серебряным гротом,

Небо синей пустыней лежит.

Ходит месяц над мерзлым болотом,

Как кудесник седой ворожит.

 

И на проруби иссиня-черной

Чертит медленно огненный знак...

Не колышется иней узорный,

На деревне не слышно собак.

 

И на скате пустынном оврага,

Где горит фосфорически снег,

Под заклятье сурового мага

Чей-то робкий послышался бег.

 

Вот сверкнули зеленые очи,

Слышен шелковый шелест волны..

Это зимней, задумчивой ночи

Непонятные жуткие сны...




Словно в саване дремлют туманом одетые пашни,

Как на море маяк, в синем небе сияет луна,

Эта тихая ночь лепит тучи в волшебные башни

И о чем-то грустит, и тиха, и робка, и бледна.

 

Как отравой она жаждой счастья меня опоила

И сулит мне раскрыть все заветные тайны небес,

Эта тихая ночь, как знахарка, меня исцелила,

Эта тихая ночь вся полна, словно сказка, чудес.

 

Сколько звезд золотых зажигает мне небо Господне,

Сколько новых цветов распустилось в зеленом саду,

И какие желанья меня посетили сегодня,

И какие виденья приснились мне в жарком бреду.

 

Пусть меня эта ночь, как мираж средь пустыни, обманет,

За минутный восторг я прощу ей коварную ложь.

Чем душистей цветок, тем скорее он к осени вянет,

И какого вина без отравы похмелья испьешь?..




Темнеет; закат в позолоте;

Туман над равниною встал.

Давно уж на топком болоте

Последний кулик замолчал.

 

Давно уже месяц двурогий

С лазурного поля небес

Взирает на берег отлогий,

На тихое поле и лес.

 

И, ночи почуяв приметы,

Выходит к селению волк...

Последние песни допеты,

И голос последний умолк.

 

И ночь, притаившись пугливо,

Внимает, смущенья полна,

Как в поле растет горделиво

До самых небес тишина.

 

 

Источник:
http://anthology.karendjangirov.com/sereb.html 

⇐ Вернутся назад